Воспоминание о счастье.

У папы было три фирменных торта: «Зебра» – сметанный крем, шахматное чередование коржей, «Сиреневый» – бисквит, которому дала цвет и название черника, взбитая со сливками. И самый мой любимый – шоколадный. Папа называл его «Мишка на Севере», хотя выглядел он для заявленного региона нетипично: покосившаяся поляна, небрежно заасфальтированная глазурью (покрытие кое-где вздыбилось и пошло трещинами), посередине поляны – бесформенная горка. Ухабистый ландшафт прямо указывал на бурелом где-нибудь в средней полосе России, заявленное в заголовке животное отсутствовало. Но папа и бровью не вел на нестыковки. – Это берлога, – объяснял папа, показывая на взгорок. – А где же медведь? – Медведь внутри берлоги, спит. Вечером я тихо, как индеец, кралась на кухню, открывала дверцу холодильника и устанавливала на торт белого мишку из пластмассы: для того, чтобы было похоже на правду, нужна ложь декорации. Библиотечный «Граф Монте-Кристо» с замусоленными любителями французской словесности страницами, сериал «Джейн Эйр» по маленькому красному телевизору, вырванному в «Радиотоварах» (помог блат у знакомой продавщицы), залепленные мягким снегом окна, колючий запах метели из приоткрытой на 5 минут форточки, голос мамы из кухни – торжественный, точно возглас дьякона на литургии: Катяяя, иди пить чай! Бокастый треугольник лежал на блюдце вальяжно, как корабль, потерпевший крушение, указывая полузатопленным в сиропе форштевнем путь к будущим воспоминаниям о воскресенье, у которого нет конца и начала, а только продолжение, длинном семейном обеде под саундтрек беспечного смеха, о связанном руками мамы свитере, греющем, как разделенная любовь. Я – не любитель печь торты. Хлопотно, пять штук грязных мисок разного калибра, столешница погребена под слоем какао, скорлупа хрустит под ногами, как прочный январский снег. Вечно переживаешь, какими выйдут на этот раз белки – перевзбитыми или недовзбитыми? На выходе из духовки торт опадает, серединка не схватывается и трясется, как калика перехожий из волшебных сказок. Проходит неделя, память о кулинарной осечке ослабевает, и тут сынок с тревогой спрашивает: – Мам, а когда ты снова сделаешь? – Что именно? – Ну вот эту вот.. калинку? Он видел торт другими глазами. Для него мой ущербный калика оказался чудом, праздником. Детство – это набросок, эскиз будущей жизни. Неважно, что какие-то вещи у родителей не получаются или выходят начерно. Важно заложить фундамент, поставить чувство в план. Ведь, чтобы испытать счастье, его нужно вспомнить.

 

Федорова

Реклама

 

Вопросы, комментарии и предложения: